Белый яд. Русская наркотическая проза первой трети - Страница 13

К оглавлению

13

— Когда же мы отвыкнем?

— Года через три!

— Вы смеетесь надо мной, — рассердилась Инна, — я могу подождать неделю, ну, две, и то это будет пытка, но три года… нет, Грант, вы должны что-нибудь придумать.

— Тогда, — пошутил я, — поезжайте в Ирландию к настоящим эфироманам, их там целая секта. Они, конечно, знают более совершенные способы вдыхания, да и эфир у них, наверно, чище. Только умирают они очень быстро, а то были бы счастливейшими из людей.

Инна ничего не ответила и задумалась. Мезенцов поднялся, чтобы уйти, я пошел с ним. Мы молчали. Во рту неприятно пахло эфиром, папироса казалась горькой.

Когда мы опять зашли к Инне, нам сказали, что она уехала, и передали записку, оставленную на мое имя.

«Спасибо за совет, милый Грант! Я еду в Ирландию и, надеюсь, найду там то, чего искала всю жизнь. Кланяйтесь Мезенцову. Ваша Инна.

P. S. Зачем вы тогда отняли у меня эфир?»

Мезенцов тоже прочитал записку, помолчал и сказал тише обыкновенного:

— Ты заметил, как странно изменились после эфира глаза и губы у Инны? Можно подумать, что у нее был любовник.

Я пожал плечами и понял, что самая капризная, самая красивая девушка навсегда вышла из моей жизни.

Владимир Келер
ГАШИШ


I

— Надеюсь, наши гости остались довольны, Филипс? Приглашением знаменитой балерины мы всех затмили. Не правда ли? Как, однако, устаешь, занимая гостей. Пожалуй, легче обдумать несколько крупных дел, чем просидеть три часа и болтать всякий вздор, — сказал мистер Джонс своему другу, входя в кабинет. — Посмотри, пожалуйста, кто это там упражняется в красноречии? — спросил он неожиданно, прислушиваясь к разговору, доносившемуся из соседней комнаты.

Филипс осторожно приоткрыл дверь, откуда ясно слышалась пламенная речь индийского раджи, который, в качестве богатого и интересного человека, был в числе других, приглашенных на завтрак…

— Я никак не думал, мисс Карецки, — говорил тот, — что русские женщины обладают такою гибкостью, изяществом и страстностью. Ваши танцы и экстаз напомнили мне родину: наши танцовщицы так же легки, полны грации и огня. Но, глядя на вас, начинаешь понимать, что им недостает настоящей школы. Вы превзошли все, чего может достигнуть человек в этом трудном и священном искусстве. Вдохновение руководило вашими движениями: мне кажется, во время танца вы делаетесь тоньше, воздушнее, и тело ваше становится прозрачным и похожим на образ духа, который, по преданиям, носится у наших алтарей… Меня трудно чем-нибудь удивить, но, увидев ваши танцы, я был поражен. Я убедился, что вы одна из тех исключительных натур, пред которыми преклоняются, как пред обладающими силою, данною немногим существам, заслужившим своими душевными качествами доверие богов..

— Слушая вас, я могла бы подумать про себя Бог знает что. А между тем я только танцовщица, прошедшая тяжелую школу жизни.

— Тяжелую школу? Неужели вы, при ваших дарованиях, испытали тягость жизни? Вы?! Такая красавица! Ведь из глаз ваших струятся лучи счастья, а губы обещают райское блаженство тому, к чьим устам они прикоснутся. Представляю себе упоение человека, когда его обнимут эти белые руки, хрупкие, как лепестки лилии, и когда дыхание весны обвеет счастливца своим ароматом..

Вера Георгиевна встала.

— Вы, кажется, боитесь меня? Отчего? Во мне говорит то же вдохновение, которое руководит и вами. В присутствии красоты я вдохновляюсь, а любовь к красоте побуждает меня работать. Она принудила меня изведать все тайны браминов и научиться тому, чего почти никто из людей не знает. Эта же любовь заставляет меня заниматься делами, накапливать золото, драгоценности, шелка, брильянты, чтобы в моем сказочном дворце предложить их женщине, соединяющей в себе все представления человека о Красоте, Поэзии и Грации… Такая женщина мне до сих пор не встречалась. Вы — первая!.. Не сердитесь, простите меня, ведь я надеюсь только на ваш мимолетный взгляд, на ласковую улыбку и на разрешение коснуться губами вашей душистой руки.

Вера Георгиевна направилась к дверям.

— Простите, сэр, слова ваши кажутся мне странными.

— Неужели женщину, заставляющую пред собой преклоняться, могло оскорбить мое восхищение? Слугам вдохновения не нужны условности… Я люблю вас… Уедем в Индию…

— Замолчите!..

Рука танцовщицы протянулась было к кнопке звонка, но так и застыла в воздухе.

Под взглядом раджи танцовщица окаменела.

Из глаз индуса лились на нее лучи таинственного света и лишали ее движения.

Чрез мгновение Вера Георгиевна почувствовала острую боль в спине, и ей показалось даже, что сердце ее перестало биться.

Чтобы уйти от взгляда раджи, она повернула голову в сторону и с удивлением увидала стоящую рядом с собой женщину, похожую на себя.

— Каждый день, — сказал шепотом индус, указывая танцовщице на призрак, — начиная с этой минуты, вы будете лишаться на два часа вашей второй души. В это время вдохновение у вас пропадет, и в мыслях ваших я займу первое место.

Раджа горько усмехнулся и вышел.

— Посмотрим! — хотела ответить Вера Георгиевна, но, повернув опять голову, пошатнулась и бессильно упала в кресло. Она увидела, как двойник ее, тихо поднявшись на воздух, полетел за индусом.

— Раджа, кажется, испугал вас? — сказал, входя в комнату, хозяин дома. — Никогда не подозревал, что он так мало воспитан. Впрочем, индусы все таковы, и английская культура, которую стараются им привить, захватывает их только поверхностно. Надеюсь, вы уже оправились?

13